Мазманян Валерий Григорьевич родился 9 июля 1953 года в семье военнослужащего.
В 1975 году закончил Пятигорский государственный педагогический институт иностранных языков.
Живёт в Москве. Работает в ГБОУ Школа № 1912.
Автор книги «Не спросишь серых журавлей».
И небо высокое прячут для нас васильки за ресницы
Не проще ли жестом расстаться,
не каждая истина в слове,
а божья коровка на пальце,
как алая капелька крови.
Закатное солнце у сосен
вечерние тени малюет,
у каждой любви своя осень,
у нашей, похоже, в июле.
Судьба только грустью пугала,
а вот и дошло до печали,
сойдёт с плеча бронза загара,
себя оправдаем речами.
Сложилось бы что-то иначе -
будь мы перелётные птицы...
и небо высокое прячут
для нас васильки за ресницы.
Цветущий куст жасмина снег сыпал на траву
Что не вернуть, что поздно,
слова чужие врут,
июнь, ты помнишь, звёзды -
кувшинками на пруд.
Пчела несла с поляны
пыльцу и память гроз,
и тени ветер вялый
баюкал у берёз.
А ты, смеясь, кормила
двух уток на плаву,
цветущий куст жасмина
снег сыпал на траву.
И одуванчик - в небо,
сорви - и только дунь...
теперь, что хочешь требуй,
а мне верни июнь.
Гроздья увядшей сирени память весны не вернут
Дождик нагонит дремоту,
ветер разбудит кусты,
встретят протяжную ноту
аплодисменты листвы.
Мнёт, забываясь, берёза
мокрый платок на груди,
наши житейские грозы
вздохом сейчас не суди.
Дни ни пусты, ни безлики -
просто настройся на лад,
солнца скользящие блики
лютики в травах хранят.
Сердце покоя и лени
просит на пару минут...
гроздья увядшей сирени
память весны не вернут.
В руках каштанов оплывали свечи
Не верилось, что чувства охладели,
рябины отцвели за две недели,
куда-то делись золотые кудри -
и одуванчик свой парик напудрил.
Метались между будущим и прошлым,
на травах яблонь цвет лежал порошей,
утиный выводок скрывала ива,
что не сбылось - всегда для всех красиво.
Что на душе - твои сказали руки,
слова страстей - порой пустые звуки,
в аллее пенились кусты сирени,
друг друга не касались наши тени.
Себя жалеть - найдётся слов немало,
а к четырём за окнами светало,
в руках каштанов оплывали свечи...
и хочется вернуть любовь, а нечем.
И рыжий одуванчик распушил копну нечёсаных волос
Встревожит память уходящих лет
крикливых чаек пересуд,
где ивы горстью золотых монет
бросают блики солнца в пруд.
Начну винить кого-то - согрешу,
не в тягость думать о пустом,
а облачко прибилось к камышу
бумажным скомканным листом.
Для уток хлеб достану - и к воде,
вспугну невольно сизаря,
не ту струну в твоей душе задел,
но встретил я тебя не зря.
Вдали от шумных улиц и машин
ни вздохов, ни житейских гроз...
и рыжий одуванчик распушил
копну нечёсаных волос.
А бабочек белые пляски под занавес август припас
Мелодия старой пластинки
забытой печалью светла,
и облако - смятой косынкой -
на воду уронит ветла.
Жалеть, как хотелось, не вышло -
и вздохи и фразы пусты,
и осень крадётся неслышно
по меткам опавшей листвы.
И грустно - красивые сказки
писались, увы, ни для нас...
а бабочек белые пляски
под занавес август припас.
Где время сыплется из рук сухим песком на берегу
Когда судьба загонит в круг,
на день-другой туда сбегу,
где время сыплется из рук
сухим песком на берегу.
Где блики золотой казной
куда-то унесёт река,
и в талый воск расплавит зной
в июльском небе облака.
Увижу этот мир птенцом,
пойму, что столько проглядел,
и косами закрыв лицо,
ветла помолится воде.
Волна откроет ветру грудь,
поднимут чайки общий крик...
и так захочется вернуть
не годы, а любовный миг.
И звон дождей, и запах лип
Качнётся занавески тюль -
распишет тень полы под гжель,
несёт к окну хмельной июль
и запах лип, и звон дождей.
А в ряби лужи дрожь берёз
и месяц - сломанным кольцом,
в копну рябиновых волос
уткнулось облако лицом.
Встревожат небо сизари,
где звёздочка над ивняком,
летящая на свет зари,
ночным сгорает мотыльком.
Что время к осени спешит,
напомнит мокрой ветки всхлип...
строка из дневника души -
и звон дождей, и запах лип.
А осень к сердцу кралась, прикинувшись дождём
Листочек жёлтый метил
ушедший летний миг,
и тени рваной сетью
ловили солнца блик.
И шёл июль со свитой
шмелей и мотыльков,
роняли в пруд ракиты
платочки облаков.
Казалось, ближе малость -
и словом не солжём,
а осень к сердцу кралась,
прикинувшись дождём.
Не зря сплетали руки
при виде нас кусты...
и знали цвет разлуки
опавший лист и ты.
Где ловит руками ветла скользящие блики реки
Окрасил июльский закат
полнеба, цветущий кипрей,
возьмём у судьбы напрокат
беспечность на несколько дней.
Морщинки забудь и лета,
туда все дороги легки,
где ловит руками ветла
скользящие блики реки.
Напьёмся водицы живой,
покормим с руки голубей,
и тени платок кружевной
накинут на плечи тебе.
На счастье - минутный тариф,
трава скроет наши следы...
а в памяти дремлющих ив
останемся рябью воды.
И летящий от тополя пух мотыльками садится на куст
Рядом с облаком голубь парит
ни домашний, ни дикий - ничей,
а в распущенных косах ракит
золотые заколки лучей.
Мы уже различаем на слух
проскользнувшую в голосе грусть,
и летящий от тополя пух
мотыльками садится на куст.
Ни тебе и ни мне в этот день
никакой не вернуться тропой,
где упавшую в обморок тень
окружили ромашки толпой.
Расставание - смена времён,
из былого уже говорю...
у окна зацветает пион,
собирающий в сгусток зарю.
Жасмин туманом плыл у окон
Июньский вечер звуки прятал,
в дремоту погружались дали,
и облака бумагой смятой
в закатном пламени сгорали.
Берёзы белые колени
прикрыли тени кружевами,
что этот день отдали лени
забыли, не переживали.
Жасмин туманом плыл у окон,
лилось вино и лились речи...
и грусти нераскрытый кокон
до осени припрятал вечер.
Года на ниточки дождя, прощаясь, август нанизал
На ветры чуткий палый лист,
чуть шорох - он за ними вслед,
и прячет ночи аметист
под золото берёз рассвет.
Немного слёзы нам вернут -
минуту грусти, боль обид,
и знает только старый пруд
что за душою у ракит.
Твой вздох и сумрачность лица
в подоле осень унесёт,
осин багряные сердца
стучат для нас - ещё не всё.
Спешил куда-то, что-то ждал,
шумит бессонницы вокзал...
года на ниточки дождя,
прощаясь, август нанизал.
И бабочкой лимонницей осенний лист закружится
Рябины губы алые
целованные ветрами,
а в сквере листья палые
считает август с ветками.
Узнает осень - выжили,
морщинками открестится,
берёза в пряди рыжие
заколку вденет месяца.
Любовь жива, а прочее
само и перемелется,
и капель многоточие
стряхнёт на плечи деревце.
И серость не схоронится
от солнца в мелкой лужице...
и бабочкой лимонницей
осенний лист закружится.
И август в ноги сентябрю медовым яблоком упал
Залётный ветер под окном
берёзе золото сулит,
вечерний дождь стальным пером
выводит на воде нули.
Худой фонарь с лицом больным
устал от шума и машин,
а день сегодняшний с былым
связали ниточки морщин.
Увижу я по жесту рук,
что лето кончилось - молчи,
и нотам - вздох и капель стук
ещё не раз звучать в ночи.
Тебе о чувствах говорю,
и вечер для признаний мал...
и август в ноги сентябрю
медовым яблоком упал.
Берёза в порванный платок худую прячет грудь
Листву опавшую тесьмой
сметал с дорожки дождь,
пишу из осени письмо,
которое не ждёшь.
Не сможет объяснить знаток
осенней грусти суть,
берёза в порванный платок
худую прячет грудь.
И морось, и тоску ракит
в себя вбирает хмарь,
и соглядатай мой не спит -
ссутуленный фонарь.
Когда получишь ты письмо,
читай что между строк...
ушедший август - он восьмой -
продлил разлуки срок.
В саду рассыпал дождь иголки
Для дней ненастных ставят вехи
ночные затяжные грозы,
и всё заметнее прорехи
в зелёном платьице берёзы.
Доходим в чувствах до предела,
но мы сказать об этом трусим,
на встречу с осенью надела
рябина нитку красных бусин.
Пчела седой целует клевер,
готовятся к отлёту утки,
что этот август нам отмерил
сложилось в грустную минутку.
В саду рассыпал дождь иголки,
заплаткой жёлтый листик брошен...
твои ночные сны - осколки
того, что называем прошлым.
И ветерок ночной игрив - целует яблоню в плечо
Полнеба сжёг, дотлел закат
у голубиного крыла,
а там, где плыли облака,
звезда кувшинкой зацвела.
До блеска ржавую луну
начистят веточки берёз,
твой взгляд и шёпот нам вернут
былые чувства, радость грёз.
И ветерок ночной игрив -
целует яблоню в плечо,
мы время падающих слив
порой счастливой наречём.
Оставь во-первых, во-вторых -
найдётся повод для нытья...
и у души нет выходных
в круговороте бытия.
О чём вздохнёт в саду сирень
Услышишь в тишине живой,
о чём вздохнёт в саду сирень,
как ветер, пёс сторожевой,
вспугнёт берёзовую тень.
Застынешь у окна босой
и жаль ушедшее до слёз,
а месяц с золотой косой
пришёл на луг цветущих звёзд.
Не сетуй - даже не прилёг
и не разобрана постель,
залётный белый мотылёк
поднял на памяти метель.
Со мной не сумрак карауль,
а ночь и эту благодать...
оставит навсегда июль
что у души нельзя отнять.
Одуванчику приснилась золотая голова
После дней ненастных милость -
распахнулась синева,
одуванчику приснилась
золотая голова.
Из привычных будней выпал -
суеты и спешки нет,
одурманил запах липы -
нам с тобой по двадцать лет.
Не жалей - осталось мало
в пересчёте на года,
где закат, полоской алой,
мотыльком вспорхнёт звезда.
И не бойся ошибиться -
и кукушки тоже врут...
молодые наши лица
отразил зеркальный пруд.
А дождь опять нанёс штрихи
Судьбу напрасно не кори,
что нашу жизнь делить на три -
жизнь наяву, на ту, что в снах,
на ту, что прожил на словах.
Былые вспомнились грехи,
а дождь опять нанёс штрихи
на вставленный в окно пейзаж,
и грусть - порой - и крест, и блажь.
Ушла гроза, воскресла тень,
вздыхаешь - отцвела сирень,
повсюду тополиный пух,
и не спалось вчера до двух.
И что ты тут ни говори,
а жизнь опять делить на три -
на ту, что будет, что прошла,
на ту, что прожила душа.
Ронял шиповник в травы по капельке закат
Недолго дождик капал,
вздыхала зря река,
сосна мохнатой лапой
прогнала облака.
В дремоту впали тени,
ветра сморила лень,
и в облачке сирени
пропал гудящий шмель.
Будила чайка криком
грозу и спящий гром,
хотелось о великом,
а слово - о земном.
Века меняют нравы,
но не разлук обряд...
ронял шиповник в травы
по капельке закат.
|
